Синие нитки.

То был, к примеру, Новый Год. Дед Мороз был и Снегурочка была, и все, кто ещё с ними приходит. Дед Мороз, правда, был ненастоящий: слишком худой, морковного цвета пальто висело на нём, как мешок, лицо к бороде не подходило, это просто дядька был средних лет, никакой не дедушка. А вот Снегурочка мне понравилась, невысокая она была, скромная, всё стояла потупившись и краснела, я скоро заметил, что она стесняется, подошёл к ней и стал подарков просить. А у неё подарков не было, да и у Деда Мороза их уже не было: мало взял и давно все роздал. Стала Снегурочка Деда Мороза за рукав дёргать, чтобы он со мной сам поговорил, а он, помню, Катьку по головке гладил, не потому что так любил, а потому что она ему руками в бороду вцепилась, - уж очень она, борода, была мягкая и длинная, - и не отпускала, так и стоял он, бедный, согнувшись, распрямиться не мог, тогда борода бы слезла, и все бы увидели, что Дед Мороз был не настоящий, а просто дядька средних лет. Стоял и улыбался - а что ему ещё оставалось, а Снегурочка, - красивая такая девушка с большими серыми глазами, - не понимала глупая, почему он не отзывается, и драла его за рукав, и тоже улыбалась, то мне, то ещё одной незнакомой девушке, что стояла у стола и глядела на клубок синих ниток. Вот в этом-то клубке и было всё дело, тут я уверен, если бы не он, они вообще бы не пришли, и Нового Года, может быть, и не было бы: вся мишура с подарками была затеяна ради того, чтобы до клубка добраться, а добраться до него они и не могли, тогда бы все всё поняли, схватили бы Деда Мороза, содрали бы с него бороду и рожей били бы о край стола, как папа бил Катьку: цапнет за волосы и ткнёт рожей об угол, губы разобьёт, и Катька потом обзываться уже не может, шепелявит только и слюни свои сосёт с кровью. А девушка, что стояла возле стола, - назовём её Снегурочкой Два, - клубок взять не могла, даже прикоснуться к ней боялась, не её это было дело: она была ищейка. Догадаться было несложно, я сразу и догадался, кто не понимает, могу объяснить: это люди такие, или не люди, в общем, существа, которые только и делают, что ищут, а отыскав, тронуть не смеют, стоят и смотрят, ждут хозяина. Случается часто - идёшь по улице, и видишь: сидит на скамейке мальчик, ест булку и на дерево смотрит. Никто и внимания не обратит, а я знаю: это он дерево нашёл. Нашёл, а взять не может, потому что нечем, да и не надо оно ему, не для себя ведь искал, в этом-то всё и дело, как в клубке синих ниток, что лежал на столе, Снегурочке Два он был не нужен, она просто стояла рядом и стряхивала что-то с висевшего на стуле халата, а на самом деле просто вид делала, что стряхивает, на самом деле она нашла, то что нашла. Если бы я даже говорить с нею начал - это пошло бы в пустоту, она меня и слушать бы не стала, так они вечно, ищейки, коли уже нашли что-нибудь - ничем их нельзя отвлечь, а Снегурочка Один нервничала, даже на часики украдкой поглядела, часики у неё были золотистые, тонюсенькие, циферблат крошечный, такой, чтобы никто и разглядеть не смог, какое у неё там время, а я всё ныл, всё ныл, что без подарка остался, а Дед Мороз с Катькой возился: сперва, как я уже говорил, он её по головке гладил, потом на руки поднял, но Катька только с виду такая маленькая и удобная, на самом деле она же жутко тяжёлая, будто у неё в груди кусок бетона спрятан, как-то раз она свалилась на меня со шкафа, когда полезла конфеты из вазы доставать, и чуть шею мне не сломала. Ох и бил я её тогда! Кулаками бил, за волосы таскал, и ногами бил, потом она под тахту залезла, так я взял швабру и палкой ещё её тыкал под тахтой, а она пищала от ужаса, что я её убью. А я бы и убил, такой я был злой, да и плечо ушибленное сильно болело, но мать пришла с работы и я швабру бросил. Так что Деду Морозу приходилось нелегко тяжёлую Катьку держать, и он её всего три шага пронёс и на стул поставил, а она бороду не отпускала, только одной рукой за шею Деда Мороза обняла, наверное, думала, что он теперь станет ей дедушкой и её все бить перестанут. Ну такая уж у Катьки была судьба: все её били, и папа, и мама, и я, и дядя Коля, и дядя Игорь, и наш двоюродный брат Мишка, и дети во дворе, и дети в школе, и учительница, и даже дворник Дмитрий Потапович. И все били Катьку за дело, и Дед Мороз бы тоже бил, если бы она у него дома жила. Папа бил Катьку столом, стулом, стенкой, босой ногой, ремнём с пряжкой, штанами, углом ладони по морде и по шее, мать била Катьку тряпкой, совком для мусора, черпаком по лбу, рукой наотмашь по морде или в ухо, я бил Катьку всем, что попадалось под руку, также ногами, руками, коленями, дядя Коля бил Катьку сверху кулаком по голове, и ещё портфелем, дядя Игорь бил Катьку книгой, сложенными газетами, её собственной куклой, ногами, потом он ещё душил Катьку сзади за затылок, поднимал её под мышки и пинал коленом под зад, Мишка бил Катьку кулаками, коленями, душил лицом в диван, и щипал за мягкие части тела, дети во дворе били Катьку чем угодно, в том числе футбольным мячом, камнями, палками, асфальтом и скамейкой, дети в школе били её кроме всего прочего портфелями, учебниками, линейками, унитазом в девчоночьем туалете и указкой, учительница била Катьку только руками по морде и указкой по спине, дворник Дмитрий Потапович бил Катьку водой из шланга, куском самого шланга и задубевшей дохлой крысой, которую держал за хвост, а Дед Мороз стал бы бить её мешком с сапогами или пустым чайником по башке, а Снегурочка Один бы била её локтями в нос, и пинала в живот, а Снегурочка Два хватала бы Катьку за волосы и тёрла ртом от набеленную стену, как делал один мальчишка во дворе, на стене остались потом кровавые лишаи от Катькиных соплей, а морда самой Катьки сделалась белой, как у клоуна, а ещё Снегурочка Два, наверное, била бы Катьку головой, выдёргивая её в воздух руками, мне рассказывали, что так бьют детей в Индокитае, но я не очень-то верил, что индокитайцы до такого дошли, а вот Снегурочка Два наверняка бы дошла, по глазам видно было. Одним словом, поставил Дед Мороз Катьку на стул и возился с ней, а я тем временем глядел на Снегурочку Два, на застывшие глаза её, на нос, на капельки пота, проступившие по лицу, как по куску сыра, глядел я на неё, да так долго, что уже начал думать: а не нашёл ли я, сам-то. И тут вдруг заметил, что Снегурочка Два очень похожа на Снегурочку Один, ну прямо одно лицо, ну просто она и есть. Посмотрел на Снегурочку Один, а та - вылитая Снегурочка Два, и не понять, то ли они близнецы, то ли лицами поменялись. Присмотревшись, я понял, что и правда - поменялись. Значит, никакой я Снегурочки Два не нашёл, попробуй найди её такую. Тут кто-то погасил свет и ёлку зажгли, вообще стало ничего не разобрать, кроме этих, которые с Дедом Морозом пришли, всегда меня интересовало, кто они и зачем повсюду за ним шатаются. К примеру, на диване сидела сухонькая женщина в чёрной шали с острыми чертами немолодого лица, сама она сидела спокойно, а глаза у неё ох как бегали. А рядом сидел мужчина, небритый, взъерошенный, чумной какой-то, ёрзал постоянно, прямо таки не мог себе места найти. Вот чего они припёрлись, скажите на милость? Лезть к ним я не хотел, признаться, было как-то муторно. Пока я их разглядывал, нелюдей этих, тут Катька вдруг как взвизгнет! Будто в тишине кто-то молнию на сумке резко рванул. Понял я: это Дед Мороз её ухватил, мучить начал. Катька надо сказать никогда не кричала от боли, только от радости, а от боли она взвизгивала, живо так, даже задорно, а если уж совсем ей было мучительно и страшно - тогда пищала, как загнанный в угол мышонок, вот я уже рассказывал, как она пищала, когда я её под кроватью палкой от швабры тыкал, ведь там была безысходность: деваться ей было некуда, а я всё тыкал, тыкал, и Катька понимала, что я не устану, не пожалею и затычу её насмерть. Однако теперь я в полумраке никак не мог разобрать, что же Дед Мороз такое Катьке сделал, ущипнул, что ли? Смотрю - задёргалась она, ногами запиналась, и сразу начала пищать, тоненько, жалобно, понятно стало, что ей очень страшно и уже не до мягкой белой бороды. Бросился я ей на помощь, а Снегурочка Два, которая теперь вместо Снегурочки Один была, ухватила меня за руку, в сторону рванула и повалила с ног, и сама на меня упала. Прижала к паркету, лицом к лицу придвинулась и шипит, словно пар из-под крышки выходит. Тут мне стало не по себе. Одна мысль у меня была в голове: что она ядовитая, Снегурочка Два. А Снегурочка Один пошла по комнате с клубком синих ниток, нехорошо пошла, неправильно, какими-то рывками, как будто переносилась иногда просто без ног, или это была игра света и тьмы, а сидевшие на диване мужчина и женщина завыли, негромко, хрипло, как больные собаки. Я руки поднимаю - они неживые, еле их и видно, и не чувствую я, куда они движутся, взял Снегурочку Два за волосы, Катькиного писка больше терпеть не мог, такой он был острый, отворачиваю от себя лицо Снегурочье, и замечаю: вот оно, там, под волосами, на затылке, шито всё, шито синими нитками. Воздуха не стало, я задыхался, только одно знал: главное - помнить, главное - не забыть про нитки, вот зачем они им нужны были, они без них жить не могут, это скрепляющая сила, о нитках нельзя забывать, так я помнил и её с себя свалил, гадину, а Дед Мороз Катьку на столе рвал, она лежала перед ним, тряслась вся, бедная, платьице уже разодрано, крови много, или это красные лампочки на ёлке так светили, а он её рвал, царапал, драл, как кот, а те, на диване, выли, тут я на него бросился, напрыгнул сзади, в воротник морковного пальто вцепился, и у него на затылке, конечно, нитки были, я - за них, а он как заревёт, глухо так и страшно, так ревут мертвецы ноябрьскими ночами, от вечной своей боли, вырвал я нитки, он и упал подо мной, словно дерево, я на него повалился, и всё затихло, то есть те, на диване, затихли, перестали выть, не стало им больше мочи, или такая наступила боль, что её уже не извоешь. Кто-то побежал к дверям, мелко семеня, как заводной, но завод раньше кончился, осел, заскрёб по паркету у книжного шкафа, Дед Мороз же лежал неподвижно, как бревно, Снегурочки тоже лежали на полу, обе, то одна, то другая, я уже начал понимать, какие они, их обеих нельзя было увидеть одновременно, только по очереди, а Катька зашевелилась на столе, в разорванном праздничном платьице, которое ей мама купила, а она так мечтала его надеть, исцарапанная Дедом Морозом, зашевелилась она на столе, и тут я заметил, что у меня на рубашке - кровь, Снегурочка чем-то кожу попрокалывала, сволочь, а она же ядовитая, вспомнил я, и Дед Мороз ядовитый, недаром у него пальто такое красное, и мы с Катькой теперь отравленные, и скоро умрём. От страха я задрожал, кругом мрак, трупы валяются, скоро умрёшь, только мужчина и женщина на диване сидят парой, и в тишине, когда слышно было, как за горой застучал пустой, идущий сквозь ночь в парк, трамвай, женщина сказала:
- Возьми синие нитки. Зашей кожу.
- Зашей кожу, - хрипло повторил мужчина. - Сам станешь дед.


Вернуться на сайт